Суббота. Праздник на вилле.
Тони, Джульетта и Ческо.

Всю их небольшую беседу, Антонио не оставляло ощущение, что Канторини злится. Хотя, очень часто он подумывал о том, что это постоянное состояние босса Козы, потому что каждую встречу у того был такой вид, что он вот-вот, как какой-нибудь волкодав, вцепиться в шею Тони. Странно, ведь ничего плохого они друг другу еще не успели сделать. С такими мыслями Канторини стоило бы обратиться к психотерапевту, чтобы тот разобрался в проблеме. Возможно, в детстве с этим парнем обращались не слишком хорошо, вот он и пышет горячим паром во все стороны.
На балконе мужчина сразу же расположил плетенную мебель, до этого стоящую по стене, так, чтоб им обоим было удобно разговаривать и наблюдать за тем, что происходит внизу. Антонио устроился в глубоком кресле и положил ногу на ногу, попутно предлагая Франческо сесть в соседнее.
- Ну, так что ты там хотел мне сказать по секрету? Надеюсь, это стоит моего времени. – чуть привстав, Тони немного развернул кресло, чтобы было удобнее беседовать с Канторини, при этом глядя в его глаза.
Солнце уже не палило так беспощадно, как днем, но здесь, под навесом, куда добирался морской ветерок, было все равно уютнее, чем внизу. Конечно, Антонио мог лишь только мечтать, чтобы находиться здесь в другой компании.
Конечно, было бы безопаснее обыскать Франческо или по-дружески попросить того сдать оружие, если такое имелось бы. Но Тони не видел в этом смысл, тем более, что это уже попахивало паранойей. Да, и Козе было не слишком выгодно убивать другого босса, так как на его место бы встал еще более несдержанный и вспыльчивый племянник с характерным пока что юношеским максимализмом. Поэтому Антонио мог бы чувствовать себя комфортно, даже если вокруг него находилось бы несколько гончих Канторини. Боятся нечего.
- Будешь что-нибудь? Лимонад, вино, что-нибудь покрепче. – На балкон как раз пришел тот самый человек, с которым мужчина заговорил внизу, и принес ему пачку сигарилл с хрустальной пепельницей.

Веранда и вправду была хороша, отсюда, в прогалинах меж кудрявых кипарисов и тех самых пресловутых шатров блестело переливаясь вечным движением спокойных в это время года волн море, неизменно привлекая взгляд. Пока Антонио занимался организацией лежбища, Франческо подошел к широким перилам белой баллюстрады, без которой не обходится ни одна веранда в итальянском доме, постоял, поглаживая приятно накаленный солнцем камень.
Было нечто, что выделяло босса Коза Лимита из собственного клана, где большинство людей были иностранцами - как итальянец, он ощущал (возможно раздражающую его, но тем не менее) близость к махровой традиционности Короны. Было в этой семейке Адамс нечто, от чего вечно-одинокое сердце мужчины болезненно сжималось вопреки взглядам проповедываемым его головой. Это рассоглосование органов организма собственно и привело его сюда, на белую веранду с видом на семейный праздник имени святого мученника, в общество человека почитаемого за главного врага.
неужели судьба такая сука, что толкает меня искать то, чего никогда у меня не было в логове врага.. ворованное тепло - не обернется ли оно еще более жестоким холодом?
Отголоски музыки, веселья и смеха с поляны словно душили мягчайшим, ласковым одеялом, если накинуть его на лицо и прижимать: нежнейшие приторно-шелковистые касания... лишающие кислорода не хуже капроновой удавки. Франческо едва заметно тряхнул головой, стряхивая навождение и усаживаясь в предложенное кресло.
- Красное вино подойдет, спасибо.
Слуга покинул господ, вернув разговору интимность. Канторини посмотрел задумчиво на Антонио, расположившегося с большим комфортом.
- Знаешь Тони, я тут подумал. Мы так много говорим об интересе наших семей, - Ческо вынул из кармана золотой портсигар, вытаскивая сигарету и тоже прикуривая, позволяя дыму вытечь свободно и почти безвольно изо рта в горячий воздух, - что я иногда задумываюсь, остались ли у нас вообще наши собственные интересы... да, конечно, долг и прочее... все это понятно, но я не верю в то, что человек живет лишь долгом.
Мыслительный процесс постепенно приходил в некий порядок, словно ощупывая атмосферу предстоящей беседы. Разговор с врагом - это исскуство балансирования на лезвии ножа. Бессмысленно сотрясать воздух банальными фразами: всем они и так известны, можно никуда не ездить, чтобы в шессот сорок четвертый раз заявить "ты подлая скатина, я тебя ненавижу". Перемирие между кланами - это диалог их глав. И ни как иначе. И этот диалог необходимо построить прямо сейчас.

Сегодня папочка обещал праздник. Когда были расставлены шатры, Джульетта бегала по пустой полянке, воображая, как же здесь все будет, когда появятся гости, когда отовсюду будет пахнуть вкусной едой, и все будет красиво украшено.
То, что она видела из окон дома сейчас, поражало ее воображение. О таком она даже и не мечтала. Это на самом деле был праздник. Пусть без детских воздушных шариков, без веселых свистулек, без забавных костюмов, но это был тот самый праздник, что чаще всего дарил состояние восторга, радости и даже счастья.
Спускаться к гостям малышка не торопилась. Она знала, что должен наступить подходящий момент. А пока, ходила по дому, неустанно поправляя свой наряд. Белоснежное платьице, в которое маленькая Морелло была облачена, было чуть ниже колен. В нем она напоминала крохотную куклу, только что вынутую из коробки. Кудряшки водопадом сыпались по плечам, прибавляя еще больше кукольности образу. Темные глаза искрились нетерпением.
Как только Джульетта в окно увидела, что папа с каким-то дядей зашел в дом, то тут же ринулась на его поиски. Она оббежала почти все комнаты, заглядывая в каждую, в надежде увидать там отца. Ей так хотелось именно сейчас его поблагодарить за все то чудесное, что он с таким старанием устроил сегодня, поделиться своим восторженным настроением, подарить частицу своей радости, что она без устали, с неубываемым энтузиазмом готова была пробежать еще столько же.
Когда комнаты закончились и, осталось еще одно место, где она не была, Джульетта, быстрыми шагами, топая крохотными ножками по полу коридора, побежала в сторону террасы. Услышанные ею голоса подтвердили ее правоту.
- Папа! Папочка! – Джульетта влетела маленьким ураганом на балкон, кинувшись напрямую в отцовские объятия. Она лучилась радостью. – Спасибо тебе за все, что ты сделал! Этот так здорово! Это просто потрясающе! А ты видел, какой на кухне сделали торт? Он безумно красив! Он такой высоченный! – Джульетта привстала на цыпочки, подняв руку вверх, пытаясь обозначить верхушку самого последнего яруса торта, и только сейчас заметила, что здесь они не одни.
С некоторым смущением она медленно опустилась на пятки, не сводя взгляда с незнакомого ей человека, рассматривая его с обычным детским интересом ко всему новому.
- Здравствуйте, - попыталась улыбнуться Джульетта, но это выходило не очень, поскольку она не хотела сейчас улыбаться, а была увлечена изучением доселе невиданного человека. Глянув на Антонио, она спросила: - Папа, это кто?
Возможно, следовало сказать более изысканно, но слишком высокопарным словам Джульетта пока еще не была обучена, хотя с нею и занимались, знакомя ее со стилями взрослой речи.

все-таки, зря он затеял эти серьезные разговоры во время праздника. Совершенно не хотелось сейчас высвобождать на волу свой холодный разум, чтобы решать какие-то проблемы, связанные с делами двух семей. Гораздо лучше было бы отдаться воле чувствам, этому странному ощущению праздника, когда собирается вся семья, которое знакомо любому итальянцу, выросшему в небольшом городе. Конечно, теперь, в связи с пополнением общей казны, праздники становились все пышнее, а их «домашность» все убывала, но терзать себя приятной ностальгией было чертовски приятно.
Так, зачем они тут? Ага. Антонио сосредоточился на словах Канторини, которые показались ему немного странными. Видимо этот человек никогда не поймет, что такое настоящая семья, настоящий клан, потому что все подданные не являлись ни родственником ему, ни, что в большинстве случаев, итальянцами вообще. Наверное, тяжело жить без поддержки, все время ощущая на спине прицел для ножа или пули. И как только можно доверять тем, кто живет такой же одиночкой, как и Франческо?
- Интерес семьи выражается моим интересом. И наоборот. Я, если честно, не очень понимаю, к чему ты клонишь. – На террасу прошел официант, неся поднос с откупоренной бутылкой вина и двумя бокалами. Тони умолк, пока тот разливал напиток.
Интересно, что это у Канторини за мысли такие. Неужели он хочет на высоком уровне их иерархии затеять какую-то игру, поиграть в шпионов. А, может, у него есть какое-то предложение, от которого трудно будет отказаться, да вот только Антонио никогда не нуждался в подачках со стороны Козы.
- Да. Говори точнее, я к намекам отношусь прохладно. – Тони приподнял бокал вина и отсалютировал им Канторини. Вино в такую погоду было приятно пить. Принесенное только что из прохладных погребов, оно было отличным средством, чтобы утолить жажду в такое жаре.
Мужчина проследил взглядом движение рук Франческо, на левой из которых яркими бликами выделялись золотые часы. Да, дон всегда любил блеснуть не только своей красотой, но и своим богатством.
Неожиданно то спокойствие, что установилось под навесом, было разрушено звонким голосом Джульетты. Надо было предупредить, чтобы ее не пускали на террасу, но уже поздно.
Девчонка тут же подлетела к своему отцу, обнимая его и тараторя про праздник. Потом она осеклась, увидев, что кроме них на балконе присутствует еще один человек.
- Ооо, так вы же еще не знакомы, - Антонио улыбнулся Жули и поднял веселый взгляд на своего собеседника. – Франческо, познакомься, это моя дочь – Джульетта. Джульетта, это сеньор Канторини, мой партнер по бизнесу.
Лучше уж пусть думает, что они дружат, ибо в другом случае, девочка стала бы относится к Франческо как в собственному врагу, раз он не дружит с отцом.

Итальянец еще не успел ответить, как их прервали. Бокал с густо-вишневого цвета жидкостью замер на пол пути ко рту, а итальянец словно замерз, моментально внутренне как-то подобравшись, и пытаясь вспомнить правила поведения при встрече с пришельцами с летающей тарелки.
Наверное главное - не делать резких движений.
Ческо в своей жизни практически не видел детей, уж из близи точно. Естественно, он никогда не сознался бы, однако правда состояла в том, что он панически их боялся. Мы всегда боимся того, чего не знаем и не понимаем... тем более дети. Как такое возможно: уменьшенный человек; вроде бы умеет говорить, но явно ничего не понимает, или понимает, но не так, как надо, не правильно. И еще нельзя трогать - табу. Такое явление ставило Франческо в тупик.
Устанавливающийся было настрой был безнадежно сбит. Примерно как если бы вы стояли посреди незнакомого города, пытаясь отыскать на карте некую загадочную улицу указанную на неудобочитаемой табличке перед вами, и после получаса судорожных усилий вам таки наконец удалось найти себя в этом огромном, враждебном городище, как вдруг... наткнувшийся на вас растяпа прохожий толкает вас, и вы роняете вашу карту, обрывая едва найденную путеводную нить...
А еще в этих объятиях ребенка и мужчины было что-то слишком личное... словно подглядывать сквозь замочную скважину за чем-то ему тотально не предназначенным. Причем вынужденно, хотя он не проявлял к тому никакого интереса - странный клубок ощущений.
Впрочем, ребенок был прелестен (приятен для глаз). Канторини сделал над собой усилие и нацепил наиболее благожелательную из своих улыбок. Версию на счет партнера по бизнесу он воспринял спокойно: детей принято обманывать.
- Приятно познакомиться, юная сеньорита, ваш отец устроил прекрастный праздник.
Ческо наконец-то донес бокал до пункта назначения и отпил вина. Жидкость пришлась как раз кстати: под пристальным детским взглядом мафиози почему-то почувствовал себя словно голым, испытывая иррациональное желание стащить со столика скатерть и прикрыться. Что еще можно было сказать девочке он понятия не имел, а потому вопросительно уставился на Морелло, предлагая ему самому это все разруливать.

Что обычно делают дети, когда находят что-то интересное и необычное? Правильно, изучают всеми доступными им для познания мира способами. И если это нельзя попробовать на вкус, то можно хотя бы потрогать, а если и потрогать нельзя, то можно вдоволь насмотреться. Что Джульетта и делала, порой забывая моргать. Казалось, она впитывала своими огромными темными глазами образ Канторини, запечатлевая в картотеке своей памяти, и даже составляла небольшое досье из полученных об этом человеке поверхностных сведений.
Галочка напротив пункта "друг" была поставлена без особых размышлений. Если папа так представил гостя, не указывая на то, что это плохой дядя, то с ним Джульетта могла чувствовать себя спокойно. Так же, как с Рико или с Чолитой. Хотя, за всю ее недолгую жизнь, девочка особо и не припоминала случая, когда бы Тони знакомил ее с кем-то из тех, с кем у него были враждебные отношения. Чаще всего он ограждал от таких знакомств свою дочь, а уж если случалось, то предпочитал не представлять человека, а молча уводить Джульетту подальше от места их беседы.
Потихоньку, напряжение от ощущения чужого присутствия уходило, Франческо медленно перебирался в ранг "дозволенных" по какой-то внутренней иерархической лестнице Жули, которая существует у каждого человека. Сейчас бы она с радостью угостила его конфетой или пригласила бы поиграть в какую-нибудь игру, не знай, что у этого сеньора с папой важный разговор, о чем свидетельствовало некоторое напряжение, витающее в воздухе. Обычно, такие вещи Джульетта подсознательно ощущала, не находя им пока объяснений, да даже толком еще не формулируя для себя.
- И мне приятно познакомиться, сеньор Канторини, - девочка пробовала выговорить незнакомое ей слово, потому произнесла его несколько медленно, растягивая гласные, но после того, как ей с успехом удалось закончить фразу, улыбнулась, вырываясь на короткое время из отцовских объятий. Нет, коснуться незнакомца Джульетта себе позволить не могла, хотя ей и хотелось узнать какая по ощущениям ткань его необычного костюма, как холодит пальцы поверхность его уникальных часов… а еще больше хотелось знать какие на ощупь его волосы, отливающие глянцем на солнце.
Вместо всего этого, она неторопливо подошла к Франческо, по мере приближения вспоминая про улыбку и тут же улыбаясь, отстегнула от платья брошь, выполненную в виде белого цветка олеандра, доселе почти незаметную на платье, лишь текстурно выделяющуюся, и положила на подлокотник его плетеного кресла. Возможно, сегодня они больше не увидятся, потому Джульетте хотелось непременно что-то подарить этому человеку, не столько на память о себе, а потому, что ей было приятно сделать этот подарок. Она надеялась, что Канторини примет дар, не отказавшись.
- Папа, Чолита разрешила мне помочь ей в приготовлениях, - вернувшись к отцу, Джульетта снова его обняла. – А еще хочу еще раз отрепетировать свое сегодняшнее исполнение. Надеюсь, сеньор Канторини останется, чтобы послушать? – в голосе промелькнули именно те взрослые нотки, что стремились воспитать в девочке учителя. – Ну, пожа-а-алуйста. – в глазах, обращенных к Ческо, вместо любопытства и изучения уже было тепло и дружественное восприятие.
Не дожидаясь ответа, будучи окликнутой подоспевшим Рико, Джульетта отпустила отца, успев поцеловать его в щеку, и убежала с террасы, взявшись за предложенную руку телохранителя, уведшего малышку в дом.

Возможно, некоторым параноикам показалось бы слишком опасным показывать Джульетту гостям на этом празднике, называя ее своей дочерью во всеувиденье. Люди бывают разные, и многие из них не чураются детей, как оружием против взрослых. По крайней мере, Тони прекрасно понимал, что многие из окружения Франческо не побрезговали бы таким случаем. Но прятать всегда свою дочь от окружающих было бы такой же ошибкой. Если у Козы есть хоть какие-то представление о преступной этики, то они не тронут девочку. Хотя бы до совершеннолетия.
Антонио не боялся за жизнь маленькой Фиори в этом мире, но, если вдруг получится, что Канторини решит нажать на него с ее помощью, то его ждут страшные последствия. Ничего Тони не боится так, как потерять Жули. А, имея на виду Санторио, который до сих пор сокрушается по поводу смерти своего ребенка, становится еще страшнее от потери.
Франческо же, кажется, был удивлен тем, что на террасу пришел ребенок. Антонио не сомневался, что он знает о том, что у босса Короны есть чадо, но ведь он никогда его не видел. Наверное, встретиться с ним лицом к лицу было странным ощущением. А, так может быть, Канторини и вовсе детей не любил или боялся.
Тема «О добре и  зле», как казалось Морелло, была сейчас не самой актуальной для Джульетты, хотя бы потому, что ей будет трудно объяснить, почему он с одними дружит, а с другими нет. Конечно, с детьми нужно вести себя так, словно ты разговариваешь со взрослыми, но это было всегда трудно. В конце концов, Жули была очень смышленой, и уже сейчас многое прекрасно понимала. А, что еще не понимала, Тони обещал самому себе объяснить ей позже.
Мужчина потянул девочку к себе не колени, прижимая своей ладонью ее маленькую головку в темных кудрях к своим губам.
- Да, он обязательно останется тебя послушать. Правда, Ческо? – Тони выжидательно посмотрел на своего собеседника, одним взглядом заверяя того во что бы то ни стало послушать старания его дочери. – Кстати, тебя искал падре Сакацци. У него есть хорошие новости. – Антонио отпустил ребенка на пол и, едва касаясь, провел пальцами по ее щечке. – Ну, все, беги, у нас серьезный скучный разговор.
Пока Джульетта не убежала, он притянул ее к себе, чтобы поправить задравшуюся верхнюю юбку платья, а затем поцеловал в лоб.
Когда ребенок убежал, терраса снова погрузилась в тишину. Все-таки от детей, даже когда они не разговаривают, много шума.
Начинать разговор Тони не торопился. Он сделал глубокий глоток вина и привстал в кресле, чтобы увидеть весь праздник разом. Солнце уже садилось, и на поляне зажигались цветные фонарики с мягким освещением. Музыка становилась громче.
- Так… что ты имел в виду? – наконец-то решился разрушить эту тишину, которая больше успокаивала, чем напрягала, Антонио.

Однако это было еще не все. Приступ настоящей паники пришлось испытать Лучано-Франческо, когда маленькое чудовище вдруг решило подойти поближе. Это было пожалуй наиболее неудачное из ее решений: хуже разве что если бы девочка вздумала повести себя так же как с отцом, то есть трогать его... слава богу пронесло.
Мужчина лишь остро ощутил приближение этого почти немигающего, пристального взгляда камеры внешнего слежения, словно сфокусировавшей на нем свой особенный интерес, заметив какую-то подозрительную деталь. В ноздри проник чуждый, островатый запах - наследие животных предков. Природа наделяет щенков особенно сильным запахом, чтобы мать могла легко найти своих детенышей оставленных в норе одних.
а кого-то дети возбуждают... кажется дочка Тонни как раз подходит к возрасту пресловутой нимфетки... бред... вот уж настоящее извращение.
Канторини замер, следуя своей идее об избегании резких движений, так же завороженно следя за действиями маленькой Джульеты.
Цветок. Крохотная, белая безделушка, отделенная малюсенькими пальцами от платья легла на подлокотник его кресла, совсем рядом от загорелой руки, покрытой весьма деликатными для коренного итальянца волосами.
подарок?.. что за вздор...
Канторини не без труда скрыл вздох облегчения, когда, отдав побрякушку, дочь Антонио убежала обратно к отцу, так и не став его трогать. Он переводил взгляд с идиллической семейной сценки на детское "сокровище", пытаясь придумать что сказать, но все, на что хватило у него сил, это в очередной раз улыбнуться девочке и кивнуть согластно головой.
Он чуть вздрогнул, услышав принятую в Италии короткую версию своего имени. Сегодняшний вечер был полон странных ощущений. Эти Морелло умудрились разом прикаснуться чуть ли не ко всем его тайным страхам и интимным запретам. За какие-то пол часа, сами того не ведая, наковырять столько дырок в душевной броне, что она начала казаться итальянцу дуршлаком для макарон.
- эм... прости, Антонио, - во внезапно каком-то странно тихом голосе не было даже оттенка недовольства или традиционного для Канторини нажима... скорее внимательное ухо уловило бы... боль? может быть и так: отголосок чего-то, что скрыто за роскошным фасадом, и тчательно охраняется, - но Ческо меня называют лишь очень близкие мне люди... не принимай на свой счет... я просто не привык слышать это сокращение от других.
Он помедлил еще, теперь уже почти безотрывно глядя на поблескивающую на подлокотнике белую звезду, словно давая ей проникнуться его энергетикой, прежде чем быть допущенной до рук. Потом взял двумя пальцами, как будто с опаской, словно то была снежинка из тончайшего льда. Казалось, Франческо полностью выпал из первоначального разговора, к которому пытался теперь его вернуть коллега-враг. Чуть вытянутой, миндалевидной формы глаза снова съузились, этот эффект вообще был свойственен бездонным топям мафиозных глаз - он мог выражать все что угодно, от довольства, до ненависти.
- и что это должно было означать?
Мужчина посмотрел на новоявленного "партнера по бизнесу", его действтвительно заинтересовал жест внезапной щедрости ребенка, он хотел выяснить, что он означал и как ему теперь поступать.

Франческо вел себя как-то странно. По крайней мере, Тони никогда не видел его в таком состоянии, поэтому не мог понять, что с ним происходит: то ли его эта вся ситуация пугает (а, точнее, знакомство с Жули), то ли наоборот затрагивает неуловимые чувства в мужском сердце, у хозяина которого никогда не было детей. Одним слово, Канторини начал тормозить, впадая в глубокие размышления и, судя по всему, не совсем понимая, где и с кем он сейчас находится. Опрометчиво было демонстрировать врагу свои слабости.
Франческо все-таки осмелился взять украшение, которое оставила для него Джульетта, и по лицу Антонио скользнула прозрачная улыбка довольства. Было сложно описать эмоции, когда перед твоими глазами закадычный противник принимает в дар безобидную безделушку собственного ребенка. В сердце становится как-то по-своему тепло, и это чувство похоже на гордость, только в более мягком варианте.
- Франческо. – исправился Тони, но лишь спустя некоторого обдумывания фразы Канторини. Интересно, есть ли у него сейчас близкие люди? Он же чужой среди чужих, в то время как за Антонио всегда постоит большая семья. Даже эти многочисленные групповые фотографии, что развешены по дому, внушают чувство защищенности, а вот про Козу было трудно сказать что-то конкретное. Если честно, Антонио вообще не понимал на каких принципах они держаться вместе – чужаки.
- Можешь называть меня Тони. – Все равно самый близкий человек зовет меня «папа».
Антонио замер с бокалом в руке, рассматривая издалека цветок Джульетты в руках Канторини.
Неужели не ясно? Он никогда не общался с детьми?
- Ты ей понравился. – Мужчина попытался спрятать улыбку, которую так и лезла наружу. Он знал каково это, когда маленькому ребенку начинает нравиться взрослый. Часто маленькие девочки влюбляются во взрослых мужчин, разумеется, испытывая к ним глубокое уважение, зависть, интерес. В таких случаях они стремятся как можно больше времени проводить с ними, занимать их чем-нибудь, когда как у взрослых слишком много дел. И, конечно, они относятся к детям исключительно как к детям.
- Она хочет с тобой дружить. То есть, теперь она будет требовать твоего внимания к собственной персоне.
Вдруг Тони понял, что они оба сейчас ведут себя не совсем правильно. То есть, сидят на балконе, тратят свое время, обсуждая детей, то, как можно друг друга называть, короче, все, что угодно, но только не то, что должны.
- Мы тут встретились ни для этого. – голос стал более высоким, резким, ушла рассеянная улыбка. – Ты мне хотел что-то сказать, или мне показалось?
Франческо вроде был еще слишком молод, чтобы впадать в ностальгическую депрессию. Разумеется, у каждого свои проблемы, свои синяки, которых не приятно дотрагиваться, но это не должно касаться бизнеса и межсемейных проблем. Чувства в этом деле – непозволительная роскошь.

удивительном направлении, когда два заклятых врага оказались мирно беседующими о семейных ценностях на фоне темнеющего средиземноморского неба.
Понравился?..
Резкие ноты в голосе Антонио резанули ухо контрастом интонаций. Контрасты, кажется, становились темой вечера.
Черноволосый мужчина не спешил с реакцией на вопрос, рассматривая веточку цветка, покачивающуюся в его пальцах на уровне глаз. Разгорающиеся один за другим фонарики иллюминации рассыпались радужными бликами в фальшивых камушках детской безделушки, падая на золотистую кожу итальяца причудливым узором бликов. На ум пришли мысли о том, что собравшиеся там, внизу люди, это не просто мероприятие... Антонио Морелло - это центр маленькой вселенной своей собственной семьи. И юная Джульета хочет съесть торт и спеть песню для него, и что это тоже имеет ценность, и, возможно, не меньшую чем отношения кланов.
Он нужен им там... это праздник его семьи...
Диалог - это еще и понимание. Понять человека, не важно, враг он тебе, друг или совершенно нейтранен, значит установить тот самый диалог, взаимопонимание. В конце концов политика заключается вовсе не в том, чтобы ездить с важным видом в черных лимузинах в окружении сердитых мужиков с оттопыренными пистолетами пиджаками. Политика творится на кухне с тем же успехом, как и за полированным столом переговоров: была бы голова на плечах. 
- То есть мне таки придется послушать ее песню? - Тони весь светится... ему явно нравится быть Отцом не только в смысле главы мафиозного клана, но и просто... родить маленькое существо и быть его отцом.
Трагикомичность ситуации вдруг развернулась перед буйным воображением Франческо... дочь босса влюбилась в шефа враждебного клана...
где тут новоявленный Шекспир? тема достойная очередного бессмертного творения...
Однако эта мысль не только веселит, но и оставляет пусть едва уловимое, но все же окрашенное щемящей приятностью чувство... сродни гордости.
Странный вечер...
- Я хотел тебе сказать, - изменить тон голоса, под стать Антонио, потребовало усилий, но жесткие, напористые ноты не заставили себя долго ждать, сменяя задумчивую мягкость, - да... но... у тебя праздник, с моей стороны не вежливо отбирать твое внимание у твоей семьи в такой день. Думаю мы можем все отложить до собрания. К тому же, я не могу разочаровать человека, предложившего мне дружбу столь непосредственно и искренне.
Он кладет подарок в карман, думая о том, что положит цветок на полочку в ванной комнате: он будет там симпатично смотреться.

Франческо сегодня был не в форме, что-то мямлил, рассеянно смотрел на преподнесенный им подарок, который явно его испугал по началу, да и вообще вел себя не слишком правильно на глазах у босса другой семьи. Разве можно проявлять такую мягкость? Антонио мог, но на то была причина – собственный ребенок. Конечно, у этого парня тоже могло быть уйма причин вести себя так, только вот Тони откровенно не понимал – почему.
Вино в бокале кончалось, равно как и терпение Тони. Сначала, когда Франческо только предложил поговорить тет-а-тет, он успел заподозрить о всяких новостях, разной величины и важности, и вот теперь они оба сидят молча на террасе, попивая вино, словно два старых друга, которые могут болтать даже молча.
- Послушай-ка, мы находимся с тобой немного не в тех отношениях, чтобы просто мило беседовать ни о чем. – В конце концов вспылил Антонио, поднимаясь с кресла и отставляя бокал вина на стол. Его сигареты давно догорела, так и не успев побывать в губах хозяина. – Зачем мне тратить время на то, что ты мне ничего конкретно не хотел сообщить? – губы сжались одной линией.
Может, им с Канторини было бы о чем говорить, если они больше общались, но так ни тот ни другой не знали друг о друге практически никакой информации, кроме самой важной, для блага их семьи. И вот, видимо, Франческо возомнил, что они друзья и спокойно могут рассиживать в то время, когда толпа внизу напичкана головорезами обеих сторон.
Антонио встал возле бортика и посмотрел вниз, на праздник. Гостей уже было куда больше, соответственно, каждому нужно было уделить какое-то внимание.
- Скоро будет выступать Джульетта. Спустишься и послушаешь. –  Вполоборота обратился мужчина к своему собеседнику. Он уже успокоился и не делал «страшные» глаза, хотя все равно еще чувствовал приливающий жар озлобленности.
Повернувшись к Канторини, он улыбнулся, скорее самому себе, и пошел вдоль балкона к открытой двери, чтобы спуститься вниз.