Вот уже год, как Санторио полностью изменился. С момента последней встречи с Ребеккой, где они долго разговаривали у ее больничной кровати, когда она изливала свою душу, вытирая краем большого платка уголки глаз. Ее огромные, обезображенные болезнью руки напоминали перчатки какого-нибудь плюшевого монстра, которого можно увидеть на улице, раздающим флаеры или зазывающим в то или иное кафе. Еще до того, как его пустили в палату, врачи сообщили Санто, что жить ей осталось не долго. Потому, вероятно, этот визит к ней будет его первым и единственным. То, что Ребекка так долго не желала его видеть – для него не было загадкой. Ведь и он сам не искал с ней встречи.
Канэ долго смотрел на нее все тем же взглядом, как смотрел, когда увидел ее первый раз на вечеринке, где они и познакомились. Ребекка рассказывала про свою жизнь после развода. Про то, что детей она больше иметь не могла. Про постоянные конфликты с ее тогда уже вторым супругом, про то, как она скучает по Лючии, по их прежней жизни… Она плакала и просила прощения. Но Санторио знал, что в этом ее вины нет.
На следующее утро Ребекку схоронили. Болезнь уже давно в ней прогрессировала и очень быстро получила развитие за последние несколько лет благодаря наследственной генетике.
Вечером того же дня Абруцци изрядно набрался в баре. На следующий день повторилась та же ситуация. Когда алкоголя показалось мало, к нему добавились, а затем и сменили его наркотики, распространением которых итальянец уже занимался. Они помогли ему забыть проблемы, даруя хорошее настроение, бодрость духа, постоянную готовность к действию. Кокаин всегда был под рукой и почти что ничего ему не стоил. Благодаря порошку Санто вплотную занялся клубом, наладил бизнес и не чувствовал в чем-то необходимости. Женщин он сторонился, как огня. И только по той простой причине, что не хотел повторения того, что уже было. Конечно, больше себя науськивая на глупые мысли, чем на самом деле "опасаясь".
Через год после смерти Ребекки его работодатель и ныне друг – Антонио, наконец-то, решил жениться. Девушку ему выбирали всей Семьей. Партия была удачной во всех отношениях: красавица, с хорошим положением, умница – Беатриче была для Тони второй половиной. И пусть в отношениях не было любви… но там была выгода.
Мальчишник обещал быть отменным. Закупив побольше спиртного в подарок Антонио, договорившись с остальными друзьями Тони о шикарной девушке из торта и еще десятке стриптизерш – ведь какой мальчишник без них? – Санто прибыл к месту, находившемуся за городом с небольшим опозданием. Он выгрузил провиант из багажника, помог донести его до кухни, хотя та и ломилась уже от невероятного ассортимента, по пути раздал по бутылке любому желающему и, не обделил и себя. Веселье шло по плану, на полную катушку. Никто не стеснялся вести себя неприлично - мальчишки.
В разгар вечера в центр комнаты, где к всеобщему веселью присоединился Антонио, был выкачен торт. Самый настоящий, с горой из взбитых сливок, несколькими ярусами коржей, пышными сладкими цветами и украшениями из марципана.
- Ну, друг, - обняв Антонио рукой за плечи, выпивший, но все же крепко стоявший на ногах Абруцци, подвел его поближе к десерту. – Ты знаешь, что наутро после мальчишника жениху должно быть настолько нехорошо и стыдно, что он совершенно безболезненно должен расстаться со своей молодостью и начать уже серьезную и совсем новую жизнь?
Похабно улыбнувшись, Канэ дал знак включить музыку, под вступление к которой из огромного лакомства появилась шикарная жгучая брюнетка, перемазанная сливками, с обведенными кремом стратегически-важными анатомическими местами. Ее тягучий, тянущийся, обволакивающий, сладострастный танец был адресован лишь одному человеку на этой вечеринке – дону Морелло. Отступив на шаг, предоставив девушке отработать обещанные ей за этот вечер не малые деньги, Санторио сменил пустую бутылку на новую, вдохнул новую дозу всегда носимого с собою порошка и удобно устроился на диване, поскольку в этом номере к заглавной диве присоединялись ее подружки, уделявшие внимание гостям. Одну такую Санто и удалось лицезреть рядом с собой, позволившую коснуться себя, изгибающуюся в опьяняющем танце со змеиной грацией.

Проводив Антонио взглядом, когда он соблазнился на выбранный для него подарок, Санторио уделил внимание девушке, услаждавшей его взор. И все в ней было идеально, все было ладно и хорошо… Но все же какой-то стоп-сигнал сработал в голове. Отпустив малышку выискивать себе иного потенциального клиента, кто все же и согласился бы провести с ней ночь, Абруцци выбрал себе на вечер в пару своего надежного приятеля – кокаин.
Он помнил, что танцевал. Много. Дурачился. Он даже помнил, как видел Антонио, вернувшегося после интимных минут с красоткой, в то время как сам уже отдыхал, выкуривая третью или четвертую сигарету.
Мальчишник потихоньку начинал сбавлять обороты, хотя расходиться еще никто не собирался. Потревоженный природными позывами, Канэ поднялся с дивана, направившись в комнату для маленьких мальчиков, удерживая себя на ногах лишь невероятным усилием воли, так как земля вокруг раскачивалась с огромной амплитудой. В дверном проеме туалета Санторио столкнулся с выходящим из уборной Клаудио. И что-то было в нем не так… или Абруцци был слишком возбужден произошедшим за вечер и всей атмосферой, а то ли прошедшие в уединении годы, но что-то перемкнуло тумблер в его голове…
Сейчас бы он не сказал с полной уверенностью кто на кого первым набросился. Оба были сильно под шафе, оба были без подружки на вечер… и у обоих стерлись грани между "можно" и "нельзя".
Он точно мог вспомнить, как толкнул Клаудио обратно в небольшую комнату, как прижимал его своим весом к холодной стене, покрытой кафелем, цвета которого не упомнил, да это было и не важно. А еще Санто точно навсегда запомнил несколько простых вещей и главную из них: как может отдаваться мужчина. Это не шло ни в какое сравнение с женскими ласками. Поцелуи, прикосновения, отсутствие приятных выпуклостей, тощая, костлявая задница, такой же член, требующий к себе не меньшего внимания, но который оказалось на удивление легко удовлетворить, который нуждался в ласке и легко отзывался на любое касание… Почти, как свой собственный.
Они не закрывали двери и не сдерживали себя. Им было совершенно не до этого. Это даже не страсть…  Это обычная плотская потребность. Но запах одеколона, едкого пота и горького мускуса, вместо приятных женских ароматов, пропитанных сладострастием, опьянял не меньше чистейшего кокаина. Уже одетые, но довольно помятые, с безбашенными улыбками и ярким удовольствием на лицах, они неторопливо вышли из туалета, переглядываясь, как влюбленные малолетки.
Санторио шел первым. И как только Клаудио покинул туалет и закрыл дверь, Канэ остановил его, чтобы в очередной раз поцеловать присыпанные кокаином губы, который они успели принять только что, смакуя легкий холодок анестезирующего свойства наркотика.

И все так спокойно, размеренно, где-то со стороны пляжа играет музыка, в доме почти никаких звуков, кроме негромкого дыхания спящих и приглушенного говора тех, кто не хочет этих спящих разбудить. Санторио отпускает губы с неглубокими трещинками – следами обветривания – что приятно щекочут в поцелуе, пьяно улыбается и… в тот же миг оказывается на приличном расстоянии от объекта сегодняшней страсти.
Напротив вместо сытого выражения лица Клаудио вырастает полное ярости лицо Антонио. Он взбешен. Абруцци почти никогда его таким не видел, разве что в те редкие моменты, когда им приходилось бывать на каких-то особо серьезных, важных или же кровавых разборках, не сулящих ничего хорошего. Тогда да, Тони готовился заранее. Его уже по пути к месту встречи лучше было не трогать, ведь он становился похож на дикое животное, скаля зубы, ставя на холке шерсть дыбом, занимая боевую стойку. И сейчас Санто прекрасно понимал, как чувствуют себя его враги, перешедшие ему дорогу. Зависти к ним не было никакой. Лишь соболезнование.
Взмах – Канэ видит, как поднимается для удара рука, как она летит в воздухе по обрывку кольцевой, приближаясь к лицу, но не принимает никаких действий, позволяя этому случиться…
Первое время боли нет. Лишь отбрасывается в сторону голова, слышится звонкий хруст, отдающийся в задней стенке черепной коробки и в шейных позвонках, появляется легкий дискомфорт и вспышкой приходит вся прочая гамма эмоций. Перед глазами яркий свет сменяется тьмой, несущей в себе невероятную боль. Машинально Санторио поднимает руку к лицу, пытаясь схватить за нос, но даже дотронуться невозможно – сломаны кости, отчего любое касание – новые болевые ощущения.
Зрелище над верхней губой представляет собой сплошную алую кляксу, нанесенную смелой рукой художника-экспрессиониста на чистое полотно. Кровь медленно стекает из ноздрей, капает с верхней губы на нижнюю, на подбородок, на рубашку. Кто-то подходит к нему с холодным, влажным полотенцем, пытается помочь, но Абруцци отказывается, отталкивая заботливую руку, и лишь смотрит на Морелло, который на полном серьезе готов выстрелить в него, не особо задумываясь о правильности своего поступка. Что ж, он волен поступать, как ему будет угодно.
Все же чья-то рука с успехом прорывает оборону итальянца и доносит до его переносицы лед, завернутый во все то же полотенце, прикладывая к пышущей жаром коже. На мгновенье становится безумно хорошо, что даже ноги подкашиваются, а глаза закрываются сами собой, но вскоре и лед уже не облегчает ощущений, принося новую боль – излишней холодностью. Но теперь Абруцци держит его самостоятельно, все так же поглядывая на рвущего и метущего дона.
- Стреляй… - голос звучит глухо и не четко все по той же причине сломанного носа. Тянутся секунды, складываются в минуты, но Антонио все еще сжимает оружие в руке, не меняя гнев на милость. Устав ждать хода, утомившись игрой, итальянец ухмыляется: пьяно, агрессивно, но в то же время самодовольно.
Он смело разворачивается к Морелло спиной, зная, что в спину тот точно не выстрелит. Похоже, на этом мальчишник можно считать оконченным. Санторио толкает вперед себя Клаудио – виновника, вероятно, последнего представления этого вечера – он заберет его с собой, ведь для них двоих вечер не прервется этой нелепой случайностью, как чей-то сломанный нос… Кровь в скором времени остановится, а вот испытываемое влечение – вряд ли.
Уже в машине, за руль которой он все же садится сам, выбрасывая полотенце со льдом за окно, Санто высыпает кокаин себе на язык, глотая. Благодаря ему боль должна будет немного притупиться. Пассия сего вечера устраивается рядом с ним на соседнем сиденье, и Канэ даже не глядя на происходящее в оставленном им поместье за задним бампером авто, топит педаль газа в пол, отправляясь на поиски продолжения своей новой жизни, начало которой он положил сегодня.
Предстоящая завтра свадьба Антонио, куда он, конечно же, приглашен, не должна будет сорваться по его милости. И Абруцци сделает все возможное, чтобы придти на церемонию, но постарается не попадаться Антонио на глаза: не хватало еще все испортить.