Снег из мелкой крупы превратился в крупные хлопья, что налипали на лобовое стекло лендровера так плотно, что «дворники» почти не успевали справляться. Все равно, белое, фоном на белом тоне дороги, оно путало глаз, сбивало восприятие расстояния, вести машину становилось трудно, хотябы было бы темно, так в свете фар хоть бы в тенях можно было бы определить – куда едешь… А вдруг – уже передними колёсами над пропастью? Горные дороги – обман сплошной. Вроде – вот пологий склон, а за поворотом – сбоку от тебя уже расщелина, обрывающаяся вниз и желающая усладить своё чрево очередной вспышкой взрыва авто неудачника.
Температура воздуха явно шла на повышение, снег клеился, ещё недавно прозрачная и ажурная пурга превращалась в суровую метель. Подсознательно радуясь, что сидит в тёплом салоне машины, а не идёт сквозь эту снежную кашу, Легар сосредоточенно вёл машину, продвигаясь чуть ли не со скоростью улитки сквозь снег, по ленточке дороги, ведущей к перевалу. Если успеть до темноты перевалить за обозначенный на карте кордон спасателей, то – до горнолыжной курортной базы уже рукой подать будет…
Пальцы цеплялись за руль, выверяя каждое движение, сообразуясь с возможностью заноса и скольжения назад… нога болела от напряжения, постоянно ожидая ударить по тормозам. Но дело того стоило… На несколько миллионов. Редкие, крупные изумруды из Гвинеа-Биссау… новое месторождение… и чёртовы перекупщики, что снова сделали туповатых местных, заплатив настолько мизерную цену, что интерполовцы за головы схватились, узнав о такой наглой афере. И вот – через два месяца изумрудный хвост всплыл на севере Италии…Удача, просто фантастическая. Агент, выследивший схему перевозки, вызвонил Легара, чтобы уже на месте, с поличным взять или – если ошиблись таки – иметь официальное разрешение и свидетеля из интерпола. Ге оставалось лишь добраться  до этого курорта и сделать красиво своё дело. А тут – метель…время уходило, подтягивая на поводке упирающуюся ночь.
Мотор чихнул. Вздрогнув от неожиданного звука, Легар чертыхнулся… и лендровер встал. Наглухо. Ключ в зажигании можно было проворачивать бесонечно… Со странным звуком хлопья облепляли машину, превращая стремительно в сугроб. Это даже как-то пугало… такая методичность, бездушные похороны в железной коробке, под слоем снега…Потом можно было и не раскопаться… Задохнуться – было нереально, но на психику такой вариант давил…
Сверившись с картой, решил вызвать кого-нибудь из горных служб или – хотя бы дать им знать – где застрял… Однако, увидел, что в километре – обозначен мотель. Тут же решился. Собрал вещи, оделся, возясь на кресле, выдохнул, собираясь с духом и толкнул дверь машины. Выскочил на снег, уже провалившись по щиколотку, закрыл лендровер и пошёл, спеша, натянув пониже капюшон, глядя себе под ноги. Хлопья словно ладони хлопали по ткани аляски, застревая в швах, оседая на сумке. Привыкнув к воздуху и сглотнув, Легар устремился вперёд по дороге…

Доходил до мотеля, уже проваливаясь почти по колено, измученный сильно, загребая снег и кусая его, чтобы сбить жажду. Хотя – странный холод обволакивал изнутри… Странный кошмар долгой дороги почти без ориентиров, сквозь белёсую муть, что старалась закрутить, сбить в пропасть, бросить в снегу, отобрав понимание – где вперёд, а где – назад…
Толкнул дверь, вваливаясь в помещение, уже слабо соображая… лишь желая – передохнуть от белого цвета и скрипа снега под ногами. Вздохнул, облизывая обветренные губы, снимая устало капюшон и вязаную шапку, проводя ладонью по лицу и мокрым волосам… Дошёл.

Глаза слезились, Легар тёр их пальцами, гоня лишнюю влагу к переносице и вытирая ладонью невольные слёзы раздражения глаз от белизны и напряжения последних часов. Мышцы ног подрагивали, отходя в тепле, Ге был весь мокрый, одежда – влажной, от пота и стаявшего снега. Сумка отдавила плечо ремнём и была с удовольствием сброшена на пол, весь в мокрых следах многих посетителей. С таким же блаженным удовольствием Легар бы избавился и от липнущей к телу одежды. Подождав, пока ловкая девушка на рецепшене осовободится, стоя, приходя в себя, смаргивая тяжело, не решаясь садиться в мокром на диванчик возле телевизора. Что странно – транслятор был выключен, лишь с помехами играло радио, что стояло на рецепшене. Значит, связи почти нет. Услышав, что перевал закрыт, лавина сошла и работы затянутся из-за непогоды, следователь чуть не застонал в голос. Застрял. Хотел, чтобы его подвезли, добрался бы попуткой, бросив лендровер на службы эвакуации, но… Всё. Можно расслабиться. Уже – не успевает. Тело гудело и начинало чесаться, становилось холодно в промокшей от пота и снега одежде. Видимо, вся гамма пережитых мгновенно Легаром чувств отразилась у него во взгляде и мимике. Да ещё и жалкий вид, с натёкшей под ним лужей талого снега, сыграл своё, и девушка, сразу после щебета с последним клиентом, переключилась на Ге. Тихо дав понять о доплате. Беспрекословно отсчитав сверху наличных и, выписав чек, потому что трансфер для кредиток не работал, чувствующий поднимающуюся внутреннюю тряску и озноб, Легар пошёл искать свою комнату. С соседом. Похоже, с этим, который уламывал рецепшн на комфорт и которого не успел разглядеть. Протащившись по коридорам, слыша из-за дверей музыку и разговоры, дошёл до самого дальнего поворота, сверяясь с номерами табличек. Может, это даже была и комната, предназначенная для штата обслуги мотеля. Чуть отдельно была дверь, на две дополнительные ступеньки выше коридора, номер нарисован от руки. Без разницы. Всё, что хотел сейчас Ге – это горячая вода и сухая одежда. Потому, ввалившись в комнату, кивнув соседу, что был наполовину в шкафу, сказал
-Простите, я воспользуюсь душем…
Констатировал, потому что – а что же ещё говорить-то? Скинул куртку на пол, думая лишь о том, как сейчас согреется. Снял ботинки, подхватил сумку и пошёл в ванную. Остановился, оценив, что дверь сломана, поднял глаза на соседа, который как раз развернулся, чтобы посмотреть на наглого оккупанта. Улыбнулся виновато, прося подождать со стандартом знакомства и занялся собой, несчастным. Убогий кафель, трещины, но зато старомодный, мощный душ. Моля всех богов, чтобы с нагревательным водяным бойлером всё было в порядке, холодными пальцами стараясь не касаться кожи, разделся, трясясь всё больше, пережидая смену температур, пока регулировал воду. Под душем расслабился не сразу, ещё кукожило и крупно передёрнуло несколько раз, пока смог опустить плечи и поймать таки идею, что соседа своего Ге уже видел где-то. Что-то крутилось в голове, в воспоминаниях, но пока ускользало. Что-то с привкусом металла и кисловатого вина. Впрочем… без разницы. Само всплывёт. Вот о ком надо бы подумать, так это об Рихарде. Агент, сидя на горнолыжной базе, локти себе сгрызёт, видя, как уплывают безнаказанно изумруды. Н-н, да, останешься без официальной премии на этот раз, Рих…Ничего, за добросовестность зато получит свою вожделенную бутылку с кальвадосом сорокалетней выдержки, что безуспешно пытался выкупить в том году у тётки Легара – щепетильной Ализ. Мы не виноваты, что господь решил вмешаться в планы таким вот образом…
Вода стекала по коже, обволакивая горячим покрывалом, била в макушку. Вылезать не хотелось – ни в какую. Холод от нервов, он пробрал глубоко, выстудив и испугав сердце. Легар был спокоен, но озноб не отпускал, сковывал последними переживаниями потерянности и балансирования на краю горной бездны. Мог ведь и заплутать. И – всё. Вот от этого хотелось избавиться. Надо было выпить, стопроцентно. Раз уж спешить – некуда. Кивнув себе, Ге посмотрел в щель перекошенной двери и увидел соседа. Может, с ним? Согласится? И… тут же – воспоминание наложилась на отпечаток и фотографию дела, что восприятие запомнило автоматически, пока разбирал материалы о преступных организациях, наиболее активно действующих на территории Европы. Синьор Арриго… Сабатини… Мардильяни… советник сицилийского клана Корона Унита… почти десяток лет назад встреченный Ге в Берне, ещё на заре своей карьеры. Скупка оружия, крупные сделки для мафии. Чист официально и неуличён. Как в своё время – Патрик О»Браен, умерший от кровоизлияния  при аресте, так и не пойманным отошедший в иной мир.
Выходить из ванной совсем расхотелось. Хотя… не вспомнит его Сабатини. Давно и – мельком виделись. Не должен… Но, совпадение – странное. Через столько лет…Оставалось лишь хмыкнуть недоверчиво.
Заставив себя выключить воду, мужчина вытерся и натянул сухое, что было с собой. Запасных штанов не брал, потому, сжав зубы, влез в мокрые джинсы. Надо было пойти, спросить кого-нибудь из персонала мотеля – где можно было бы просушить вещи. Вернувшись в комнату, Ге взял мокрые ботинки, собрал в комок куртку и обратился к синьору из мафии
-Простите, что я так. Замёрз и устал дико. Будем знакомы – Ренат-Ге Легар. Я пойду, спущусь вниз, вернусь скоро.

Рукопожатия не понял. Обычно обращал внимание на такие вещи - характеризовало ситуационно порой идеально...но ... перехватил неловко куртку той же рукой, в которой были ботинки, поторопился, куртка почти выскользнула, отвлёкся... в результате - не понял, задержал ли Сабатини его руку с умыслом или просто тоже засмотрелся на борьбу Ге с курткой. Не успел посмотреть в глаза. В эти серо-стальные, взгляд которых отчётливо помнил, их выражение, оценивающее, словно ставящее на миг под ледяной поток. Чуть передёрнувшись, замялся, развернулся, вообще как-то теряя ориентацию в пространстве. Увидел камин и по-детски удивился. Кивнул, ткнул локтём занятой вещами руки по направлению к огню, издал какой-то радостный звук и улыбнулся камину как старому приятелю. Просто чудесно. Рождество, камин, снег за окном... тишина, настоящая, не городская! Как-то хорошо стало на душе. Даже в соседстве с мафиози показалась какая-то сказочность нарочитая. Ведь - не бываетже так... не бывает. Чтобы снова эти два ледяных омута увидеть... 
Выскользнул за дверь, как слегка ошпаренный. По коридору пошёл, ощущая босыми ступнями и старую древесину полов и полустёрный ворс дорожек - холодные, студящие быстро.
Окрылённый тем, что удалось пристроить вещи на просушку в котельной, под надзор велеречивого старичка, обещавшего с чопорностью бывшего епископа, что досмотрит и всё будет в порядке, Легар купил полпинты разливного коньяку, тазик порезанной кубиками моцареллы с оливками. На рецепшене узнал, что о его лендровере можно пока забыть - связь умерла окончательно. Даже радио лишь придушенно хрипело едва слышно сплошными помехами. Поднимаясь наверх, Ге вдруг остановился возле узкого окна на лестнице, что выходило в сторону горного склона. И весь мотельный шум и лёгкая суета постояльцев, мелькавших по своим делам рядом с Легаром, внезапно отодвинулись и умерли под мягкими лапами ощущения от картины, раскинувшейся перед мужчиной. Вечно и незыблемо, снежно и хвойно, соединено в молчании, в проникнутости собственным величием и скромным очарованием. Снег на соснах, летящие снежинки, их кружение. Хотелось вдохнуть глубоко-глубоко... и никогда не забывать этого ощущения. Словно причастился, словно - очистился. К снежной королеве - все страхи и заботы... Хорошо то как...
Но, сквозняки и в Африке - сквозняки... Вздрогнув, вспомнил о камине и поспешил в комнату. Коленом открыл дверь, нажимая на ручку, уже чувствуя сквозь всё - стены, дверь - запах горячего вина со специями. Невольно улыбаясь, смерил взглядом соседа. Для себя одного купил, интересно? Или... Пройдя в комнату, Легар водрузил добычу на тумбочку, стащил с кровати одеяло, сложил его и бросил перед камином, сам тут же и устраиваясь, протягивая подзамёрзшие ноги к огню и шевеля пальцами. Поддёрнул влажную ткань на коленях, решив сушить джинсы на заднице. Так казалось приличнее, чем сидеть в трусах и в простыне.
Кивнув с сторону окна, Ге поделился недавним переживанием
-Там так красиво... Жаль, что, пока идёшь пешком сквозь метель - этого ничего не видно. Сторонним зрителем быть значительно приятнее. Вы тоже - куда-то спешили? Надеюсь, ничего смертельно важного? Подождёт?..
Синьор Сабатини снял свитер, и теперь следователь мог оценить, что работа на мафию не переутруждала советника, и, видимо давала время заняться собой. Гармония, настоящая, мужская. Не офисный, не пляжный варианты. Это тоже - характеризует человека. Сила быть собой - это Легар ценил. Оценил, взглядом, поспешно тут же снова переводя его на огонь.

-Похоже, все постояльцы мотеля нервничают из-за того, что боятся пропустить праздник. Застрять здесь в Сочельник - видимо у многих в планы не входило.
Легар проговорил это вполголоса, практически в кружку с горячим вином. Первый глоток обжёг нёбо и теперь Ге тщательно дул на адскую смесь, понимая, что глинтвейн – пожалуй, единственное, что может спасти его от нехорошего внутреннего озноба. Запах специй будоражил, вызывая стремительные обрывки воспоминаний, по каким-то ассоциациям зацепившихся за сложный пряный запах. Слишком домашний вкус, слишком много памяти. Теперь с этим запахом будет ассоциироваться и имя «Арриго»…
-А мне уже некуда спешить.
Подумал о том, что действительно, не планировал Рождество, весь погружённый в дела. Улыбнулся, потому что понял – фраза получилась двусмысленная, спрятал неловкость за новым глотком, глядя на огонь в камине, заворожённый разливающимся от него теплом.
Мафиози… если он вспомнит или – хотя бы заподозрит… Н-н, свела же нелёгкая. Сабатини будет вынужден или попытаться убить следователя, или – бежать. Мадонна миа…ему же не объяснишь, что у меня совершенно иные интересы в этот раз…Впрочем, разузнать осторожно о каких-нибудь его делах – тоже было бы неплохо. Информация из первых рук для файлов, что Легар собирал уже несколько лет. Кстати, можно записать в сноску в «личное» про Сабатини : «очень любит своих сыновей». Прекрасно. Неучтённые факторы порой полностью меняют многое. И мотивы и поступки.
Идея о джинсах… хм, если синьор не привиредничает…можно и повесить сушиться к огню. Действительно, очень уж холодно в сыром.
Отставив кружку с глинтвейном, Ге завозился с пуговицей на поясе. Но… как то напрягся вдруг, поняв, что его рассматривают. Два светлых глаза словно ощупывали, проводя сталью взгляда, внимательно, ещё раз оценивая увиденное. Мельком глянув на Арриго, запомнил как-то лишь линию длинных, рельефно  проступивших мышц мощной шеи, плеча и опирающейся о ковёр руки, что двинулись, перекатываясь, когда мужчина подался вперёд. Н-н, сглотнулось непроизвольно…
Вопрос насторожил, перевёл в область вранья во спасение.
-Вы мне тоже показались чем-то знакомы… Только вот, хоть убей, не помню. Вечеринка какая-нибудь? Я по делам фирмы где только не побывал…
Чтобы не изображать пойманного и гипнотизируемого кролика, спокойно занялся с джинсами, утащив с края кровати простынь, чтобы завернуться. Пришлось привстать , отодвинувшись от соседа, чтобы не мешать ему своей полунудистской вознёй – джинсы без трусов не хотели слезать, пришлось воевать с ними, буквально, рыча на это безобразие. Надеясь, что сосед воспримет это всё как человек с современными взглядами. Хотя, сицилиец же… кто знает?

Отредактировано Ренат-Ге Легар (2009-03-06 22:05:15)

Разобрался таки, стянул джинсы, неуклюже штанину за штаниной, отдирая от кожи холодную ткань. Резко стало теплее, до мурашек. Легар растёр ноги, снимая ладонями неприятное ощущение и завернулся в простыню.
-Извините… Н-н, где-то ещё виделись наверно... простите, не помню.
Оглянулся, и напоролся на взгляд Сабатини. Еле смог сдержать непроизвольное передёргивание, плотнее сжал на себе ткань и уже силой заставил себя спокойно развесить джинсы и сесть к огню. Так, чтобы не касаться вытянувшего ноги сицилийца, но и не отдавать ему полностью всю территорию, вмешавшись в его зону комфорта, устроившись достаточно близко. Это было похоже на вызов. Н-н, да. Два самца. Место у огня. Это понятно.
Растирая подзамёрзшие колени, принялся вновь за свой глинтвейн. Скинуть вдруг накатившее онемение и неловкость было тяжело. Однако – необходимо. Сколько ещё будет давить это надоевшее, подселившееся в юности ощущение вечной виноватости? Сделав лёгкое внутреннее усилие, приподнялся, дотягиваясь через Арриго до котелка с горячим вином, зачерпнул ещё. Весь алкоголь уходил на выработку тепла, и хмеля в голове не было. Наоборот, чуть глубже стали ощущаться вокруг происходящие знаки. Взгляд Сабатини мог не заметить лишь мёртвый, не оценить его, не понять. Чистое желание. Проверка доступности. Чёрт, видел татуировку наверняка же… Легар чуть не скрипнул зубами, переживая поток жара, хлынувшего в лицо. Да, ему не всё равно. Да, приятно, когда так смотрят. И, да, чертовски хочется ответить таким же взглядом!.. Положить руку на бедро Арриго, ощутив пальцами его мышцы, крепкие, наверняка, чуть рифлёные…
А вместо этого… уныло понимать, что пальцы до одури крепко стиснули простыню, почти намертво. Как защиту. От Арриго. И снова нарастает в сознании тихий шелест теней, и через огонь камина становятся видны точки фонариков из лёгкой бумаги, что кружат и издеваются, рисуя мерзкие символы.
Почему я? Идиотский вопрос виноватого. Жертвы. Тени Тайбея. Огни Тайбея. Защита. Проклятие. Безумие.
Каждый раз доказывать себе, что – нет, я не такой…я этого в себе не замечаю… это всё не относится ко мне. Вечный лабиринт из огоньков фонарей, что водят и водят по кругу под одну и ту же мелодию тонкого голоса на мандаринском.
Легар не винил никого. Всё было сделано для того, чтобы он вообще остался жив и в рассудке. Спасибо, ба… искренне, спасибо. Спасибо, Камуи… нет. Не искренне. Надломано. Да, не дал упасть, да, выволок из состояния животного… но, цена была слегка тяжеловата. Чувство вины… Легар незаметно закусил зубами край чашки, чтобы прекратить дрожь. Я – не такой!
А какой? Арриго же тебе нравится… Ге перевёл взгляд на лицо сицилийца, с усилием позволил себе опуститься глазами по его фигуре, понимая, что собственное тело – откликается. Сила. Хотелось показать силу. Грубо, резко, сдавить, вырвать поцелуй. Словно отомстить… самому себе.
Напряжение. Боязнь оказаться слабым. Снова быть – виноватым. Виноватым в смерти, виноватым в слабости.
Огонь мерцал, бликуя на лице Сабатини, на руках, перевитых мышцами, на коже самого Ге. Словно мужчины оба стали одного окраса, одной породы. А в Ге боролись две острые до убийственности мысли… сила или слабость?.. Возненавидеть себя снова за слабость… Запереть себя снова в силе…
Разрывающий баланс. Разуму было проще остаться в скорлупе. И тени смеялись бы снова едкими смешками, пока сам Ге выл бы, сжимаясь от холода в точку, снова – чистый, но снова – с упавшим в обморок чем-то таким внутри, от чего тошнило и болело странно сердце.
Потому, легко потянувшись всем телом, Легар словно невзначай положил свою ладонь на колено Сабатини. Это лишь выглядело легко. А внутри всё орало и дёргалось.

А по сравнению со всей грандиозностью мира, в чаше гор которого вы встретились, сведённые рукой кого-то более мудрого или – более безумного… все мысли и страхи, и терзания – смешнее смешного. Набрать полную грудь горного зимнего воздуха и ощутить свободу. От давящего беспокойства, мелких назойливых эгоистичных, пыльных мыслей. И сделать так, как хочется на самом деле. Не жалея. Ни разу, не жалея. Стать собой, совпасть наконец внутренним и внешним, прекратить ругаться и стараться решить не свои проблемы. Выровнять крен, и вечное хлебание бортом грязной воды безжалостного самотерзания непонятно за что. За чужие действия. Не за свои. За чужие, Ге!!  Зачем тебе вина за чужое? Своё обрети сначала. Вот оно сидит, твоё. Смотрит, хочет тебя. Так в чём же дело? Почему хочешь сопротивляться? Почему хочешь выглядеть не собой, а так, как лишь кажется, что – правильнее. Кому – правильнее?
Эти мысли прошелестели как порыв прохладного ветерка, остужая пылающее стыдом лицо, давая глоток воздуха, чтобы не задохнуться в собственном ужасе, что сковал на миг тело, вдруг почувствовавшее на затылке чужую руку. Плотное, давящее движение ладони. Миг памяти о сухой стариковской клешне, что впивается в затылок и тянет, тянет к… Чуть удержался чтобы не вырваться, вцепился пальцами в ногу сицилийца, чтобы убедить себя – это другой!.. Это – сероглазый, это, та бестия, по которой сходил тихо с ума… иногда, когда оставался один и мысли всё возвращали к ощущению его взгляда, двум ледяным омутам…Мысли, которые топил и жёг, уничтожая, стирая, чтобы самому – не помнить. И – не помнил. Этакая петля сознания. Изо всех сил делать вид, что – не хочешь. Так усиленно, что тело начинает тебе даже верить и – не хотеть. Да, ты сильный, можешь скрутить себя как холодным полотенцем и расслабится, задавив порыв и желание. Потому что – ты не можешь…не должен… быть слабым. Обязан быть выше, чище…
Пока не прорывается упорно сдерживаемое агрессивными вспышками, которыми как ядом потом отравлен мозг, потому что в тот момент разорван … как! ты, строящий из себя монаха и недотрогу?! а вот – я!!.. впиваясь в губы и извратно крадя пальцами жадные ощущения мягкости чужой плоти. Подавить. Никогда не быть подавленным сам. Больше – никогда.
Всё нахлынуло, пока Арриго ловил моменты поцелуя, не зная, что держит просто бешенную кобру, что ласкает губами – готовый разнести всё в округе снаряд мегатонного заряда эмоций, что жгутами ходили под кожей, и тут же расслаблялись тренированно, наученно долгими годами практик. Не знал.
А надо ли ему – знать это? Весь этот идиотский пафос?..
Ге ответил на поцелуй небольшим напряжением губ, тоже – в попытке захватить рот сицилийца, играть, поддался. Н-н… Крепкая, широкая ладонь, в которой так удобно затылку. Чувствительнейшее место, от касаний к нему всегда хотелось рычать на пределе слышимости. Впустил язык, чуть толкнув завоевателя своим, пока – ничего не делая, настороженно прислушиваясь к собственным реакциям. Да, хотелось. Да, именно сероглазого. Но… как его хотелось?
Ответ завис, дав возможность Арриго и время, чтобы исследовать и уверовать, что – он тут хозяин. Странно.
Ладонь Ге давно уже проскользила по бедру сицилийца, по его груди, что вздымалась теперь резко и мощно, добралась до шеи Арриго, обхватывая с силой.  В миг разрыва поцелуя мужчины зависли, держа друг друга на длине напряжённых рук, выспрашивая глазами о результате. Ге сражался внутри себя, за маской чуть нахмуренных бровей, бился, исходил кровавыми слезами. Его губы беззвучно шепнули для партнёра «помоги».
А рука тут же жёстко рванула на себя сероглазого, чтобы впиться в его рот, смять его своим поцелуем, проигрывая бой себе и, возможно, проигрывая эту ночь. Что же, что же, что же… «а возможно ли – на равных?..»  Единственное, что осталось в сознании, пока захватывал пряные губы партнёра, врывался за них языком.

Сдавленный вскрик недовольства умер на губах, едва успев обозначиться. На губах, где только что ощущался поцелуй - неправильный, не то говорящий и не так... Но и рука, попавшая в тиски - это было не по правилам, не понятно.
Всей разом захолодевшей спиной Ге приложился к горячей коже Арриго, почувствовав чуть ли не ожог. Ещё более жаркие слова сицилийца опалили поллица, вызвав замешательство. И панику. Лгара начало трясти. Словно его накрыл беззвучный сухой плач, проявившийся внезапно. Но это были лишь спазмы, внутренние бесконтрольные, словно кто-то бился в Ге, удерживаемый лишь волей.
Снова берут силой, снова - заставляют...Это сводило с ума соответствием со старыми воспоминаниями, поднявшимися мутной волной. Убивало и злило. Но... эта мягко удерживающая за живот рука...такого Ге не помнил. Всегда животом ощущалось - или жёсткая подушка, или - стул. Никогда -  рука. Никода не притягивали к себе. Всегда - прижимали, жёстк, наваливаясь, давя к твёрдой поверхности, раздвигая ноги. А эта вот рука... как-то смирила Легара, заставила спросить тихо, а не орать, чтобы отпустил
-Это всё татуировка, да? Из-за неё? Думаешь, что я шлюха...
Слова давались с боем с собственной дрожащей челюстью и спазмами горла. Говорить... говорить - это не по-мужски. Надо молчать, сжать в себе, похоронить и жить с вечной стылой ухмылкой на лице. Настоящие мужчины - пьют свою боль до дна сами, в гордом одиночестве... Но, горячая и тихая просьба Арриго - о времени на попытку - надколола ледяной купол...
-Я не сам её делал. Да, меня в юности трахали целый месяц, не разгибая. Но это не значит, что я теперь...
Ге дёрнулся в руках сицилийца, проверяя - насколько сильно у того намерение удержать. Не играется ли всего лишь? Нет, всё серьёзно. До того, что дышится с трудом.
-Ты мне нравишься. Понимаешь? Я бы... но...
Признался. Остальное просто комом застряло. И честно попытался расслабиться, закрывая глаза, стараясь пересилить и успокоить дрожь, согреться о тело Арриго.

Ладонь на животе. Мягкая рука, скользящая уверенно и вводящая в транс. Ге застыл, замер, потерялся. Надо было молчать. Теперь стыдно от своей слабости. Сказал то, что сидело занозой. Чёртова татуировка. Всё времени не хватает, чтобы её свести. Как привык огрызаться от коллег, что – видели её. Так привык и считать себя неполноценным. Постоянно цепляясь к реальности за тем, чтобы подраться и снова утвердить себя. Почему же сейчас сорвался? Зачем выдал похороненное, тёмное, гадкое, от которого самого тошнит и воротит?  Наверно, чтобы опередить течение мысли Арриго. Потому что – если с такой тату, то – нижний.. значит – можно пользовать не задаваясь вопросами…Можно, да. Но… если бы тут всё у Ге было спокойно… Если бы, как двое мужчин, просто по договорённости…Без этого вот – заранее обуславливающего их роли - клейма…
Чистая мысль промелькнула, вспорхнув как крошечная птица со светлым оперением. Остался в темноте снова. В темноте и с давящим ощущением безысходности. Пока рука сицилийца не прошлась по паху, легко и намеренно зацепив. Легар сжал себя привычно, чтобы тело не отвечало, чтобы не выдать себя. Чтобы не погрузиться в желание, остаться на поверхности. А разве этого хотелось? Скрипнул зубами. Это же – Арриго… сероглазый…Держит, не отпускает, не оттолкнул, дышит горячо. Чувствуется, как вздымаются при дыхании его живот и грудь, чуть надавливая на спину Ге. Сводя с ума…Хотя, куда уж дальше? Слова сорвались сами. Словно бы – сами…
-Я… просто я был невменяем. Меня родным полагалось сдать на лечение, как тихопомешанного с манией «бегунка». Я убегал. Мне постоянно казалось, что я должен куда-то идти и придти… Что я – опаздываю куда-то… Теперь я знаю, что я так хотел успеть спасти брата. Потому что – не успел… в реальности. А мозг замкнуло.
Зато с потоком слов словно открылся. На ласку сосков, не удержал шумного вдоха, дёрнувшись, чувствуя, что поджимается от остро резанувшего возбуждения. Путешествующие по шее губы Арриго почему то дали странную уверенность. Хотелось смотреть на огонь. Хотелось дышать глубоко.