Толкать речь, что "привет, самый лучший город на земле!" Имре не стал. Не гастрольный тур, что уж тут путать Мадрид и Дубай? Нелепости на потом. А пока он просто вскинул руку вверх, пропарывая полоску света от пушки, направленной на него. Трек включили на последних словах Сержио. Имре подмигнул ему и улыбнулся, перехватывая микрофон из руки в руку. Песня началась. Жаркая, быстрая роковая волна хлынула в зал.
Начать сразу с чего-нибудь горяченького - самое оно.
Выступление планировалось одним получасовым блоком на шесть песен. И привет. Дальше Имре хотел вкусить прелестей клуба самолично. После первой песни он обратился к зрителям, говоря по-итальянски, обаятельно улыбался и шпарил слова колоритным дойчланд-акцентом.
- Добрый вечер! Надеюсь, вам нравится здесь? Я спою ещё несколько песен. Не слишком тяжело для этого города? Я уже всех вас люблю. После аукциона поговорим об этом с глазу на глаз, - сделал бровками нахал.
А потом началась чехорда. Имре глянул туда, где сидел звуковик. Он не хотел петь дальше «Последний танец», он улыбался, сиял, но на моральном фронте всё полыхало от странной паники отсрочить эту песню.
Замахав рукой, Имре обратился прямо к звуковику. Ведь это не концерт. Просто посиделки в клубе.
- Марио! Да, рад тебя видеть. Добавим сладенького в этот вечер, - и уже в зал, - специально для любителей сахарного. Организуем лучшую подругу для всех дам.
Марио его понял. И пошла минусовка к «Сладкому Трансвеститу». Прыткий работник зала взбежал по лестнице и протянул Имре красную трость. Игривая и вызывающая песня, на грани вульгарности, на грани смеха. Имре втянулся, он пел в кайф для самого себя, ловил настроения в зале тех, кто откликался на музыку. Да, он порядочно хулиганил, песня требовала того. В конце концов, он сам любую песню мог превратить в хулиганство парой вызывающих телодвижений, а спеть её, как подобает. Для разнузданного двадцать первого века он не был из ряда вон, не резал глаз экстравагантностью, хотя обитая в Палермо, думал, что тут пропитано всё ощущением еще двадцатого века, как в кино про мафию, дыханием далёких десятилетий.
Песня кончилась, а он всё убирал к чертям подальше «последний танец». Марио уже даже не спрашивал, просто поставил следом «Неутолимую жажду», партию вампира Герберта фон Кролока из мюзикла «Бал вампиров», которого несколько раз играл Месарош. Секунды Имре слушал музыку, переключался из шаловливого и развязного настроения на лирический лад. Когда он вступил в вязь мелодии, запев, из микрофона в динамики с песней проливалась грусть, всё-таки в своё время этот персонаж удался взбалмошному Имре, как не дивно. Чем ближе к финалу песни, тем больше отчаяния и страсти в голосе. Он верил в своего героя и жил им, был им, пока пел его песню.
- И как всегда, когда
касаюсь жизни,
В руке моей ничто не остаётся!
Хотел бы я огнём
и пеплом стать,
но и сгореть никак не удаётся.
Но всеми нами правит
лишь подлинная сила -
скверная,
безмерная,
поглощающая,
разрушающая, -
жажда, и она неутолима.
Вам, смертным, перед утренней зарёю,
я проповедую
сегодня и сейчас:
до будущих тысячелетий,
один лишь бог есть, и ему лишь служим, -
Неутолимой Жажде!
Следом за песней вампира, вечно влюбляющегося и вечно утрачивающего из-за своей кровожадной природы, должно было идти «Рондо» на венгерском, ни черта не ясно для тех, кто не знает языка, но по мелодии, по голосу, чувствуется, что поётся о любви и нежности. Только Имре опять задёргал Марио.
Покуда тот не успел поставить трек «рондо», Имре поднял руку в его сторону, пальцами в воздухе перебрал.
- Нужно бы вернуть веселье.
Марио только вздохнул. Работать с Имре гладко не получалось. На концертах он так себя не вёл. А в клубе тасовал программу, как ему настроение подсказывало. В конце концов, это было не трудно. Всё-таки играли минусовки. Не более того. А на больших концертах всегда была живая музыка, там было не до выбора.
Пока звучало вступление, Имре успел по инструкции Сержио опустить руку, перебрать пальцами, допроситься воды и напиться, поблагодарить кивком и улыбкой за манну небесную. А потом бутылка полетела обратно в руки работника клуба.
- Let me entertain you! – воскликнул певец и улыбнулся, возвращаясь к своему привычному настроению. И понеслась, покатилась, расплескалась по залу озорная, жгучая, солнечная песня.
После неё осталось всего две. Отступать было некуда. Марио уж понял, что Имре как может, отпихивает в конец программы песни из одного и того же мюзикла. Какого чёрта? Ответ на этот вопрос варился только в нездоровой голове певца. Но он вздохнул. Словно смирился. Вышел на центр лестницы, спустившись со своего импровизированного «неба». И спел для зала рондо любви и смерти.
…
- Ты совсем ребёнок, ты совсем ещё дитя,
Но от чего я так взволнован?
Просто человек, но я смотрю в твои глаза.
И я в плену, я околдован!
… Живи, как прежде вновь. Ты растопила лёд!
И снова бьётся сердце Смерти… - вот же угораздило его найти взглядом в зале Сабрину. Главное – вовремя! Имре улыбнулся сейчас только ей. Когда-то, как три года назад на мюзикле, просто выхватил сокровище взглядом. Настроение стремительно поползло вверх, это спасло его от заволакивающей сознание паутины этой песни. Начинала сказываться беспечность Имре, тот факт, что он забыл в эти сутки принять медикаменты, не дающие его сознанию играть с ним злые шутки. Но взгляд в глаза Сабрине был мгновением спасительного вдоха. Жаль, не на долго этого хватило.
- Последняя песня, дамы и господа, - Имре опять улыбался, - И я перестану Вам надоедать. Но куда бы Вы не ушли после этого чудесного вечера, – взгляд его сделался в мгновения ока темнее и строже, никого не было достаточно близко, чтобы заметить, как сильно и быстро расширились зрачки, затопив радужку светлых глаз чернотой, а через пару ударов сердца зрачки сжались до маленьких точек, тёмный край радужки и сузившийся зрачок оставляли серо-зеленое светлое марево глаз полыхать в луче света, направленном на Имре, - последний танец всегда останется за мной.
Зазвучали первые такты финальной песни. О финальном танце.
Имре стал лукавым, томным, змеем, шипящим о соблазне. И чем дальше, тем больше менялся он, втягиваясь в эту роль, надевая образ на себя, как идеально сидящую дорогую перчатку, только, похоже, она врастала под кожу.
Он злорадствовал, он почти кричал, что последний танец всегда, всегда остаётся за ним! За Смертью! К финалу на последних витках мелодии взгляд его стал вовсе безумен, когда нота отзвучала, высокая, истерически-острая и оборвалась вместе с музыкой в нужный миг, Имре глянул в зал хищно, глаза его казались стеклянными. Секунды он оставался таким. Потусторонним гостем, такой себе «знакомьтесь, Джо Блэк». А потом улыбнулся, словно рубильник переключили. Он сделал несколько шагов назад, махнул зрителям рукой.
- Было здорово. Увидимся на аукционе!
Световик отключил пушку, под покровом клубной полутьмы Имре благополучно сошёл в зал. Просто куда-нибудь. За столик. Выпить и унять пульс безумия, который разросся в голове, оказавшись не только сценическим образом. Быстрее, пока он не затопил его целиком. В суматохе скачущих мыслей он даже забыл, что видел в зале знакомое лицо. На деле знакомых было больше. Просто Имре не повезло встретиться и с ними взглядом.
