Район Sakra Korona Unita » Подворотни

Сознание плыло, как болтающийся на волнах хрупкий ялик. Дыхание - тяжелое и замедленное обрывалось с пересохших губ, а во рту было наоборот - слишком много влаги. Как только организм стал реагировать на позывы мозга, блондин - первое, что сделал - принялся облизываться и сглатывать напряженно горькое и вязкое, как наколотый анальгином кот. Тряхнул головой, стараясь сообразить, где он, но зрение еще не фокусировалось, мир разбивался на цвета и звуки. Попытался соскользнуть вперед - обнаружил, что прикручен к стулу. Застонал коротко и мучительно, дернулся, когда услышал шаги в комнате - зашли двое, один сел, другой остался стоять.
Еще раз дернув корпусом, Дамиано убедился, что хрена с два сдвинется с места. И глаза уже не открывал, потому что ничего не видел, а если и видел, то вселенная начинала мотыляться из стороны в сторону, подобная флагу на бушующем ветру.
Влажные еще после моря волосы не успели просохнуть, тугими локонами сбились вокруг лица и на затылке, и только на висках тонкие пряди были помягче и уже рассыпались - там, где их смочила слегка испарина. Куртка лежала в ногах, и дотянуться до нее не было вообще никакой возможности, а уж про телефон блондин вообще не думал. Да и не в том состоянии был, чтоб еще о чем-то думать.

Пленник и впрямь вел себя, как задыхающаяся без воды рыбка. Подергался и затих, всем видом говоря: заберите меня отсюда. Внимание О'Грэди разделилось поровну между ним и Джулианом. Наблюдать за МакДейстом было поучительно. Резкая смена масок, наводящая на мысль о биполярности или редкостных актерских способностях. Добрый следователь, ага.
Квентин потянулся, разминая шею и плечи. Что-то подсказывало - чинная атмосфера продержится недолго.

"Сюда". Многозначительно. Блондин хмыкнул, откинувшись вновь на спинку стула и съехав по сидению, насколько это вообще было возможно, приняв чуть более удобную позу. Продолжая облизывать липкие все еще губы, ухмыльнулся. "Рассказать о себе, хм?.."
- Родился я на планете Сатурн, в бородцатом году, шестьдесят пятого мартобря под созвездием Сулундры. - Чуть запрокинув голову и нежно улыбаясь, пялился в потолок, вещая текст почти монотонным теплым голосом, как будто действительно вспоминал лучшие годы своей жизни. - Была у меня мама и был у меня папа. И собачка - Пятка. Мы жили в маленьком домике из марсианской пыли, и у нас был сад, в котором мы выпасали межгалактических шуршунчиков и выращивали фрукты и овощи... - Несколько раздражала фраза про мальчиков. Непонятно, кем являются находившиеся перед ним товарищи совершенно не итальянской наружности, но один из них либо слишком хорошо знает, кто он, либо знает, но плохо; либо они оба не знают ничего вообще... Что, по сути, дела никак не меняло. - Мне переходить к школьным годам, или рассказывать по порядку?.. Олё! - Сбился с ноты повествования, когда заговорил ирландец. - Шлюх будете в борделе подбирать. Я вам не кусок мяса с задницей. - Осклабился, чуть нахмурив брови. Повернул голову, глядя в упор на ирландца, теперь уже четко видя его лицо и разглядывая с непосредственностью человека, который вовсе не был прикован к стулу.

Гневный возглас ангелочка пропал втуне, Джулиан наконец-то сказал что-то по делу.
Убийца? Либо организованная преступность молодеет, либо он, Кью, стареет. Чтоб инфантильное болтливое существо, развалившееся на стуле (и как ухитрился-то?) более-менее справлялось с грязной работой, трудно было поверить. Разве что...
Квентин, слушая краем уха бредовый диалог, поднял куртку пленника и принялся методично опустошать карманы. Прощупал швы. Покопался в разложенных на столе предметах и выбрал нож. Глобализация по-своему хорошая штука: шпана во всех городах мира таскает одну и ту же дребедень. "Бабочка" крутанулась в руке, оправдывая свое название. Выпустила светлое жало.
- Мальчик ничего, - повторил он и аккуратно срезал пуговицу с рубашки убийцы. Обращался при этом по-прежнему к МакДейсту. Вторую и третью пуговицы постигла та же участь; лезвие отвело в стороны полы рубашки, открывая взгляду шрамы на груди. - И к боли привык.
Квентин тоже уселся на край стола, вполоборота к Джулиану, продолжая светскую беседу.
- Обычно травмированные подростки прячутся от боли в "безопасном месте". Нет, боль их не пугает, - нож словно зажил самостоятельной жизнью, мелькнул в пальцах, провернувшись, исчез на миг и снова появился. - Угроза чему-то важному в их понимании - другое дело. Танцору перебить колено, умника лишить доступа к книгам. Шлюхе попортить личико...
А киллеру раздробить пальцы. Вслух не прозвучало, но тут не дураки собрались, умеют читать между строк.

Очаровательно. Дамиано фыркнул, откидываясь на спинку стула и молча пялясь теперь уже куда-то поверх стола, рассеянным и спокойным взглядом. Если господа хотят развлекаться, то не за его счет. Он будет говорить только в диалоге, а не в монологе. И отвечать - исключительно на правильные вопросы.
Запах табака дразнил и мучил, и курить хотелось неимоверно сильно. Сигареты, заботливо извлеченные ирландцем и оставленные на столе, были настолько близко и одновременно настолько далеко, что невольно вызывали еще большую жажду закурить. Может быть, если сильно прижмет, он попросит - но что-то заставляло Дамиано сомневаться в том, что ему дадут желаемое.
"Молодой человек... А то вы большие и страшные дядьки. Ой-ой-ой, спасите-помогите, сейчас уссусь от страха..." - Блондин не сдержал ухмылки, склоняя голову к плечу. Сознание было кристально-чистым, как и всегда под действием адреналина, пока тело не одолевали инстинкты. Холодное такое, мерзопакостно-липкое спокойствие предстоящей безысходности. Он любил находиться на краю, ходить по лезвию. Он не мог не восторгаться этим ощущением - шага до обрыва. Пусть даже за этим шагом неминуемо следовала смерть.
Повернул плавно голову, по мере того, как ирландец начал обходить его. Следующее действие было настолько неожиданным, насколько вообще могло быть. Крик. Полной воздуха грудью - хриплый, но не содержащий почти боли. Боль - только оттенок. Этот крик скорее только лишь для того, чтобы выплеснуть злость и яркий всплеск в крови. Шея расслаблена, не скованы мышцы нервным напряжением и запрокинуть голову легко. Дамиано видит клинок над собственным глазом, как нить света и одновременно тьмы, с призрачно-темным ореолом обнимающей рукоять ладони. Он не пытается закрыть глаза, не моргая, смотрит вперед, видя и "бабочку" с рукой и освещенный лампами потолок одновременно.
От резкого удара боль не только в кисти - она в вывихнутом не так давно плече. Слепящая, оглушающая, но недостаточно. Тяжелое глубокое дыхание - как перед нырком. Побледневшие от боли губы - чуть более яркие на бледном лице - расходятся в солнечную широкую улыбку, в которой уже есть проблеск чего-то ненормального, как отражение свечи в мутной речной воде. И блондин смеется, тихо и коротко. Столь же хрипло, как только что кричал.
- Так вот она... Мечта... - Выдохнул чуть слышно, стараясь не двигаться вообще, чтоб не насадиться на лезвие, все еще находящееся у лица.
"Руки... Сука... Убью... Разорву..."

Зрачки у парня расширились почти во всю радужку, и не удивительно. Воздух насыщен адреналином, агрессией, Квентин и сам чувствует, как усилились ощущения и ускорилась реакция. Джулиана тоже проняло, хищник в нем всегда отличался завидным аппетитом. О'Грэди не ослабляет внимания, полностью сосредоточенный на захвате, на кончике ножа в миллиметре от немигающего глаза. Интересно, сколько еще сицилиец сможет подавлять моргательный рефлекс?
МакДейст орудует навахой быстро, точно и эротично. Холодное оружие для него что-то вроде фетиша, пожалуй. Удовольствие само по себе: владеть, ухаживать, пускать в ход. Обостренное восприятие фиксирует его передвижения, хотя Кью не поворачивает головы и даже не отводит взгляд. Только предупреждает на ломаном гэльском:
- Buachaill trasna bhfuil do thriall clipeadh, dul thar bunadh na gcnoc.*

*Мальчик пройдя в сторону боли отправится прямиком к народу холмов (гэлл.)

- А вы спрашивайте. Я, может быть, отвечу... - Улыбка дрожит на губах, тяжело и ровно вздымаются ребра. Дыхание через диафрагму и через легкие, более глубокое, чем могло бы быть при обычной технике дыхания. Глаза закрываются, справа ресницами зацепившись за кончик лезвия "бабочки", и Дамиано почти чувствует, как металл оцарапывает нежную кожу века. Мужчина у него в коленях медлит, не спешит никуда - да и смысла... Жертва неподвижна и почти безвольна.
Острие "пера" смещается, пальцы в волосах исчезают и тут же все сменяется душащим захватом. И ему приходится выгнуться, запрокидывая голову, плавно и медленно меняя положение, чтоб не рассечь кожу о лезвие в чужой руке. Он хочет продолжать дышать ровно, а не хватая воздух неровными глотками.
Блондин улыбается - лицо светлое, бледное даже под загаром, но хранит совершенно благостное и расслабленное выражение. Сознание схлестывается с подсознанием, сердце бьется под горлом, но страха нет - только неясный восторг и ярость, не находящая выхода. Вдох, и губы на выдохе вновь чуть заметно движутся, заканчивая молитву без вступления.
Indulgentiam, absolutionem et remessionem peccatorum nostrorum tribuat nobis omnipotens et misericors Dominus. Amen.*
Страх отпускает окончательно и остается обморочно-глубокая трезвость ожидания предстоящей пытки. Плечо и разбитая в осколки кисть отдают тупой болью, на которую можно уже не обращать внимания, забыть о ней в предчувствии чего-то куда более жестокого. Куда более жесткого.

*И отпущение грехов наших даруй нам, всемогущий и милостивый Господь. Аминь. (лат.)

Сицилиец начинает вызывать легкое раздражение своей мученической безмятежностью. Бросьте жертву в пасть Ваала, киньте девственницу львам...демонстративная виктимность, Ганди гордился бы таким последователем. МакДейст быстро и сноровисто подготавливает его к следующему акту, попутно задает вопросы.
Джулиан склоняется и на миг все трое оказываются в странном подобии объятия. Ремень проскальзывает под рукой, Квентин немного ослабляет хватку, а потом и вовсе отпускает, выпрямляясь. Парень почти что сложен пополам в унизительно открытой позе, кожаная петля на шее служит заодно удавкой.
Не исключено, что ему даже нравится, приходит в голову.
Уже из чистого любопытства Кью позволяет себе эксперимент: подцепить острием "бабочки" колечко в левом соске и дернуть, вырывая из нежной плоти.

Отредактировано Квентин О'Грэди (2009-01-31 21:39:54)

Дамиано кричит - хрипло, самозабвенно, купаясь в боли и выплескивая ее всю, выжимая из легких криком. Привычно. Запрокинутая голова затылком почти упирается в спинку стула. Воздух проходит в легкие, словно преодолевает преграду, прорывается. Каждая мышца напряжена до предела и из-за этого еще больнее.
Боль - она сковывает не хуже наручников или бондажа, давит, фиксирует. Из-под крепко зажмуренных век срываются невольные слезы - тоже, в общем-то, реакция на ощущения, из-за которой он не ощущает ни стыда, ни смущения. И лицо первый раз меняется - растеряв все спокойствие и благость. Ожесточаются черты, первый раз за все время выдав нечто кроме пустой готовности быть растертым между пальцев обстоятельств. Изгибаются оскалом губы, обнажив ровный ряд зубов, и в горле вместо крика клокочет глухое сдавленное рычание.
Выгибается позвоночник, лязгают наручники о спинку стула, когда тело прогибается на мгновение, рванувшись так, что гайки впиваются в свежую рану и наружу прорывается кровь. Сознание ухнуло на момент в глухую сумрачную тьму, прочерченную карминным и ярким, чтобы позволить вынырнуть из ракушки совсем не тому, что оттуда только миг назад выглядывало. И обертка для Попутчика мечется, бьется лихорадочно, словно действительно полагая, что можно освободиться, и ранясь только сильнее. Блондин вновь кричит, но в этом крике уже совершенно иное - ярость да слепое безумие.